Слово о Вере

Критический взгляд на историю институции Православной Церкви¹

Я начну с трех предваряющих замечаний.

Во-первых, несмотря на, что я буду говорить о Православной Церкви, я хочу сразу предупредить, что мое видение является не стереотипным, а критическим, ибо я являюсь сторонником реформ институции Православной Церкви.

Во-вторых, в большинстве православный церквей термин «Синод» используется в более узком смысле. Это постоянный орган управления, собрание определенного числа епископов во главе со старшим (патриархом, архиепископом или митрополитом). Для более широких собраний используются термины «Собор» (Concile) или «Ассамблея», если использовать латинскую терминологию.

В-третьих, я хочу обратить внимание на слоганы, которые сопутствуют названию нашей конференции: «Увиденное и пережитое нашими Церквями» и «Совместное строительство Церкви сегодня». Из этого понятно, что невозможно представить существующую концепцию соборности (синодальности) в Православной Церкви, если не представить историю вопроса. Также исторический опыт поможет нам понять, где сегодня Церкви могут найти точки соприкосновения.

Известно из Писания Нового Завета, письменных источников первых трех веков христианства и множества исторических исследований об этой эпохе, что Древняя Церковь была устроена апостолами по общинному принципу. Сегодня мы можем назвать эти собрания христиан — евхаристическим собранием или сакраментальной (мистериальной) общиной, так как таинство Евхаристии есть главное богослужение Церкви. Итак, парадигма Древней Церкви следующая: Евхаристическое собрание есть экклезиологическое продолжение Тайной Вечери, это икона эсхатологического образа Церкви (Лк. 22, 30; Откр. 19, 9), это Тело Христа, исполненное Святым Духом. Поэтому сакраментальная община, собранная во имя Христа в таинстве Евхаристии во главе со своим пастырем и есть Местная Церковь.

Католическое и православное схоластическое богословие делало акцент в истории создания Церкви на таинство священства, рассматривая его только в иерархических степенях: епископ, священник, диакон. Но, как и где происходили такие посвящения? Об этих посвящениях нельзя говорить вне общины. Апостолы сначала создавали общины, затем общины выбирали из своих членов кандидатов, и апостолы рукополагали их в этих же общинах для служения.

Крещение как таинство вступления в Церковь означает одновременно вступление в христианскую общину. То, что мы называем сегодня таинством Миропомазания, где испрашивается Дар Святого Духа для каждого новокрещенного, это, если хотите, первая хиротония, это посвящение каждого члена Церкви на служение царственного священства (1 Пет. 2, 9). Вот почему апостол Павел среди благодатных даров и служений Церкви не выделяет священство (1 Кор. 12), оно принадлежит всему народу Божьему и имеет своим источником Самого Христа, Царя славы. Члены Местной Церкви как члены Тела Христова отличаются друг от друга лишь по роду особых служений, для исполнения которых Церковь молится и испрашивает для призванных к этим служениям благодатные дары Бога.

Итак, Народ Божий, взятый в удел, ставший народом священников, собирается в собрание-Церковь для общего священнодействия, служения Евхаристии под председательством первосвященника. Первосвященник (или епископ, первый пресвитер, первый старейшина, пастырь) есть первый священник среди народа священников приносящий благодарение, он замещает Христа на Тайной Вечери, то есть он занимает Его место в Евхаристическом собрании. Понятие викарий Христа вытекает из этого места, каждый пастырь, выбранный народом и поставленный Церковью на это место, и есть викарий Христа².

Пресвитеры окружают первосвященника (епископа, наместника Христа) и образуют в общине пресвитерией — совет, по образцу коллегии апостолов вокруг Христа, они имеют ту же харизму пастырства, они соправители, сопредседатели первого и поэтому занимают места рядом с ним во время Евхаристической Трапезы. Дьяконское служение нам хорошо известно из Писания (Деян. 6) и истории Древней Церкви, были и другие служения, например, учителя, пророки, целители³.

Посвящения на все служения происходило и происходит до сего дня в Евхаристическом собрании. Таким образом мы видим, что иерархический принцип возникает внутри евхаристической общины, поэтому именно таинство Евхаристии нужно именовать основой институции Церкви и не выделять одну лишь иерархию как образующее начало, которая как будто владеет таинствами в одиночестве и преподает их народу.

Также известно, что кандидатов на все служения выбирала община. В этих выборах мы видим соборный (синодальный) принцип институции Древней Церкви. Особо выбирали нового предстоятеля общины (епископа, первосвященника), и как правило община выбирала их из числа своих пресвитеров или других членов своей общины. Выбор кандидата на место предстоятеля (первосвященника) предоставлен самой общине – это согласие народа Божьего, это внутренняя рецепция. Пресвитеры данной Церкви, как и предстоятели соседних евхаристических общин, поставляли его на служение во время Евхаристии, призывая Дух Святой совершить таинство. Необходимость участия соседних епископов (старейших пресвитеров) – это внешняя рецепция Вселенской Церкви.

Отношения Местной Церкви и Церкви Вселенской определялись как раз механизмом рецепции, который в свою очередь связан с законом тождественности Церкви самой себе. Закон тождественности Церкви самой себе опять же вытекает непосредственно из таинства Евхаристии. Православная и католическая догматика исповедует, что Тело Христа едино, как един Сам Христос, и Оно полностью пребывает в каждой Евхаристии по горизонтали пространства и вертикали времени. Соответственно и Церковь, как Тело Христа, пребывает в каждом Евхаристическом собрании, и само Евхаристическое собрание становится Телом Христовым. Именно это учение о Евхаристии дает основание говорить о Евхаристии как о конституции Церкви. Итак, тождество основывается на тождестве сакраментальной структуры каждой местной Церкви: таинствах, епископате, апостольском преемстве. Именно это выявляет внешняя рецепция в первую очередь через посвящение нового первосвященника евхаристической общине. Епископы и пресвитеры соседних церквей свидетельствуют, что новый епископ поставлен тем же Духом Святым, он хранит туже апостольскую веру, совершает те же таинства, и что его Местная церковь едина с другими местными Церквами.

Как известно, строгой иерархической пирамиды Древняя Церковь не знала, но не было и анархии. До разрушения Иерусалима центром согласия (объединяющим центром) была иерусалимская община. Другие авторитетные центры христианского мира возникли в крупных городах Римской империи, не зря историки называют христианство эпохи первых трех веков – религией городов. К концу III века самыми авторитетными считались крупные общины мегаполисов Антиохии, Александрии и Рима. Авторитет последней был освящен деятельностью апостолов Петра и Павла и мужеством сонма мучеников и исповедников. Нередко епископы этих общин были знаменитыми пастырями и образованными людьми своего времени. Однако их авторитет зависел не только от их личных качеств и заслуг. Этот авторитет исходил из авторитета Церкви, которую они возглавляли. Ибо общины мегаполисов, будучи объединяющими центрами, несли ответственность за служение единству и кафоличности Церкви. Потому в письменных свидетельствах древней Церкви мы видим множество апостольских и пастырских писем церковных авторитетов, особо при возникновении конфликтов и разногласий. Все эти письма проникнуты заботой и любовью, это «власть любви», а не требование строгого подчинения власти иерархии в мирском ее понимании.

Любой собор той эпохи представлял собой то же самое собрание всей местной Церкви-общины с участием делегатов соседних Церквей, епископов, пресвитеров и прочих. Иерусалимский собор, описанный в Деяниях апостолов (Деян. 15, 2-29), был собранием всей Иерусалимской Церкви с участием представителей Антиохийской Церкви. Апостолы и пресвитеры разбирали дело, но решение принимала вся Церковь⁴. Нельзя забывать, когда мученик Игнатий Антиохийский во II веке пишет о значимости епископов в Церкви, все эти епископы были главами общин, а не диоцезов.

Значение коллегии епископов возрастает в середине III века, когда в авторитетных центрах проявилась тенденция к объединению епископов других Церквей вокруг епископа большого города. Тогда начинает меняться парадигма самого собора, собрание местной общины с участием соседних епископов превращается в собрание коллегии епископов с участием пресвитеров и народа. Как раз в это время появляется доктрина муч. Киприана Карфагенского, который выделяет корпус епископов как важный критерий кафоличности. Опять же отметим, когда Киприан пишет об этом корпусе епископов, епископы в его время по-прежнему остаются главами общин, а не епархий.

Дальнейшая глобальная метаморфоза институции Церкви начинается, как известно, в IV веке, когда христианская вера становится господствующей религией Римской империи. Весь грандиозный масштаб задач, стоящих перед Церковью в области христианизации империи, вылился в величайший драматический процесс синтеза двух культур: семитской культуры Ближнего Востока и культуры греко-римской цивилизации. Этот синтез не имеет аналогов в истории, однако этот процесс произвел и обратное влияние на Церковь. Библейская идея вечного царства, особенно ее производная хилиазм или милленаризм, тесно переплелись с греческой идеей золотого века (царство Сатурна – « règne de Saturne » – лат.) и идеей вечного города Рима. Все это трансформировалось в теополитический идеал священной христианской империи. Для Церкви это также был шанс утвердить свой универсализм, но теперь уже секулярными средствами.

В итоге, союз Церкви и Римской империи привел к эллинизации христианского учения и, что наиболее важно нам сейчас отметить, этот союз привел к романизации институции Церкви. Древний общинный принцип институции Церкви теряет свое значение, начинается процесс централизации церковных структур, возникают округа, за основу которых взят принцип римских диоцезов. Это привело к возвышению роли епископов, они становятся главами епархий, администраторами, а на месте епископов в общинах остаются пресвитеры. Так под влиянием римского права, которое сильно повлияло на канонические правила Церкви, сформировалась иерархическая, клерикальная модель Церкви, в которой Православная и Католическая Церкви живут до сих пор. Все это закрепляется развитием доктрины Киприана, корпус епископов отрывается от местных Церквей и становится над ними, ибо выборы епископов в общинах прекращаются. Выборы епископов в диоцезах некоторое время сохранялись, но участие в них церковного народа со временем прекращается. Пресвитеры также более не участвуют в посвящении нового епископа. Теперь епископы решают все между собой. Епископ становится фактически наместником высшей церковной власти, которая его назначает в епархию. Эта метаморфоза до сих пор не осмыслена православными и католическим богословами.

Новая доктрина пыталась сохранить древнее учение о епископе, как образе Христа, учителе, пасторе и первосвященнике, но она вырвала епископа из его сакраментального места в сакраментальной общине и поставила его на место выше прежнего – однако выше существует только место административное, ибо сакраментальное место епископа зависит от его места в евхаристическом собрании⁵. Вот почему православный богослов XX века Иоанн Мейендорф прямо пишет: «Действительно, если пастырство, учительство и первосвященство принадлежит предстоятелю Евхаристии, то они de facto исполняются в служении современных настоятелей приходов, а не епископов»⁶.

Соборный принцип Древней Церкви претерпел значительное изменения, начиная с IV века. Соборы новой эпохи становятся исключительно соборами одних епископов. Однако понимание высшей власти разделилось: на Востоке отдавали предпочтение пентархии (диптиху пяти знаменитых Церквей и их епископов), где все же Римская Церковь и ее епископ занимали первое место; на Западе был сделан упор на примат Римского епископа над всей Церковью. Драматических события средневековой истории, в первую очередь политические, привели к великому расколу Церкви (1054 г.) и расколу европейской цивилизации на западную и восточную.

После раскола первенство на Востоке перешло второй церкви из диптиха – Константинопольской. После падения Восточной Римской империи (1453 г.) система не только не нарушилась, а еще более укрепилась, так как власть Османской империи возложила на Константинопольского патриарха должность этнарха над милетом всех православных христиан: греков, сербов и болгар, а также румын и прочих. Все их Церкви находились под верховенством Константинопольского патриарха, этнарха; другие же старые патриархаты, хотя и сохранились, но не имели прежнего значения. Фактически такое устройство повторяло Римскую иерархическую пирамиду. В то же время это был тяжелый груз ответственности, который и помог хранить единство Церкви. Православные соборы той эпохи были локальными и очень малочисленными, и по-прежнему это соборы одних епископов.

Исключением являлась самостоятельность Православной Церкви в Московском царстве, потому что Московское царство было единственным свободным от исламских завоеваний и претендовало на политическое и духовное наследие Восточной империи ромеев. В эпоху, которую историки называют «Новое время», Петр Великий – император Российской империи – утвердил модель, похожую на модель лютеранских стран северной Европы. Во главе Церкви Российской империи был поставлен синод епископов, которым фактически руководил государственный чиновник обер-прокурор (око государя), пост патриарха был упразднен, соборы епископов не проводились 200 лет.

Дальнейшие перемены институции Православной Церкви начинаются в XIX веке и продолжаются в XX веке, когда национально-освободительные движения в Южной Европе сделали Церковь орудием своей борьбы с османами, что в итоге привело к образованию не только новых государств, но и национальных автокефальных Церквей. Все новые Церкви строились примерно по одинаковой модели, но средневековые каноны более их не удовлетворяли, а новый единый канонический кодекс никто так и не создал в Православной Церкви, так что автокефальные Церкви стали составлять свои уставы. В новой модели независимых Церквей четко обозначается национальная идентичность даже в их названии: Румынский патриархат, Сербский патриархат, Болгарский патриархат⁷.

В XX м веке зарождается новая экклезиологическая доктрина в Православной Церкви. Если в апостольской парадигме Местная Церковь – это община, в средневековой модели – это епархия, то теперь сторонники новой доктрины переносят понятие «Местная Церковь» на масштабное автокефальное образование. Институция заметно смещается к сепаратизму и даже к принципу «Церковь-нация», поэтому появляется новый термин «юрисдикция», что позволяет быть ее членом за пределами территории автокефальной Церкви⁸. По всему миру, и во Франции в частности, филетизм породил параллельное существование множества всемирных, и в то же время национальных, юрисдикций Православных Церквей со своими епископами и епархиями на одной территории.

Новая доктрина начинает оформлять Церковь в секулярных категориях нового времени, происходит смешение доктринальных понятий и юридических, в результате устройство Церкви выглядит как конфедерация автокефальных «юрисдикций», во главе которой невидимо стоит Иисус Христос. Диптиху Церквей придают почетное значение, видимого единства в этой новой доктрине уже нет. Нет и видимого центра согласия и первого епископа, служащего единству. Парадокс в том, что, лицемерно декларируя отсутствие единого центра на высшем уровне, сторонники этой новой доктрины не подвергают сомнению существование иерархической пирамиды в рамках каждой автокефальной церкви, которую завершает первый епископ – патриарх, архиепископ или митрополит.

Во всех автокефальных церквях с определенной периодичностью действуют соборы епископов, а в больших юрисдикциях существуют постоянные правящие синоды из определенного числа епископов. В ряде автокефальных церквей возникла также практика соборов с участием пресвитеров, дьяконов и делегатов от мирян, но эта практика далеко не повсеместна и не периодична, обычно такие соборы приурочены к выборам нового патриарха. Существует также практика епархиальных собраний с участием всех клириков и делегатов от мирян, однако эти меры выглядят неполноценными и принципиально ситуацию не меняют, так как в подавляющем большинстве автокефальных юрисдикций высшая церковная власть в лице патриарха и синода по-прежнему назначает епископов в епархии и перемещает их с одной епархии на другую. Соответственно епископы по-прежнему являются представителями высшей власти, а не своей епархии.

Попытки ограничить сепаратизм и национализм все же были. Константинопольский патриархат все время напоминает новым Церквам о своем первенстве, но это игнорируется. Константинопольский собор (1872 г.) осудил ересь филетизма, но его решения никого не вразумили. Наконец, последняя попытка – созыв долгожданного Всеправославного собора в 2016 г. – увы, тоже неудача. Собор получился декларативный, спорные вопросы были опущены в процессе подготовки, к тому же не все Церкви приняли в нем участие, и через два года разразился кризис, возникла схизма по вопросу Церкви в Украине. Однако причина гораздо глубже: столкнулись две концепции Церкви. Константинопольская церковь пытается вернуть модель Церкви эпохи средневековья, похожую на Римскую Церковь. Русская Церковь активно продвигает сепаратистскую модель национальных и в то же время всемирных юрисдикций.

Между тем в лоне Православной Церкви зародились два движения. Первое – монашеское движение колливадов XVIII-XIX веков на горе Афон, одним из важнейших направлений которого было восстановление литургических норм Древней Церкви и в первую очередь частого причащения⁹. Однако вопрос о возврате к институции древней Церкви тогда никто не предлагал.

А вот в Российской империи со второй половины XIX и в начале XX веков развивалось новое движение, направленное как раз на реформирование институции Церкви. К нему можно причислить многих мыслителей, профессоров церковных академий, целые группы священников, епископов, мирян и даже членов правительства¹⁰. В результате между двумя русскими революциями началась подготовка Всецерковного собора, который состоялся в Москве в 1917-1918 гг с участием епископов, а также делегатов от клириков и монашествующих и широким представительством мирян, которые составляли больше половины участников собора.

Самые главные решения этого Собора в области реформы институции Церкви¹¹ следующие:
– отказ от государственного контроля и восстановление должности патриарха, однако с утверждением новой системы церковного управления, где власть патриарха ограничивает не только синод, но и высший церковный совет, состоящий из представителей духовенства, монахов и мирян;
– создание епархиальных собраний клириков и мирян с широкими полномочиями и с самым главным из них – выборами епископов, которых высшая церковная власть не перемещает (!);
– децентрализация, сокращение размеров епархий, образование церковных округов или союзов из нескольких епархий, а также приходские союзы;
– утверждение приходского устава, приходского совета и приходского собрания, которое имеет право предлагать епископу кандидатов в клир;
– расширение прав женщин в богослужении, проповеди и церковном управлении.

Я хочу отметить, что Московский собор имел место за 45 лет до Второго Ватиканского собора. но не закончил свою работу – он проходил в разгар революции и гражданской войны, многие его члены стали мучениками. В самой России по причинам гонений решения этого Собора невозможно было исполнить, однако даже после падения режима коммунистов Русская Церковь фактически отказалась от его принципиальных решений, за исключением уменьшения размеров епархий и избрания патриарха, которое возобновилось еще при Сталине.

Часть членов Собора разделила участь беженцев в странах Европы, Америки, Азии, где образовались Церкви эмиграции, которые старались следовать решениям Московского собора. Ассоциативное или корпоративное право многих западных стран помогло сохранить и упрочить значение приходов в эмигрантских церквах, а также утвердить принцип соборности, в некоторых местах сохранились выборы епископов с участием духовенства и делегатов от приходов. Подчеркиваю, все это имеет место только за пределами России.

В 1925 году в Париже русская церковная эмиграция основала Православный Богословский Институт Святого Сергия, профессора которого продолжили критическую работу своих предшественников¹². Это богословское направление получило название «евхаристической экклезиологии».

Сторонники евхаристической экклезиологии, работая в соответствии с духом Московского Собора 1917-18 гг., ставят более глубокие вопросы, например, прежде чем возвращать всеобщие выборы епископов, необходимо определить, что признавать Местной Церковью – епархию или приход, и, следовательно, кого мы должны признавать в качестве предстоятеля этой местной церкви – епархиального епископа или настоятеля прихода?¹³ Потому что, когда епископ возглавляет десятки или сотни приходов, он превращается в администратора и отрывается от своего экклезиологического места в евхаристической общине. В этом ключе есть предложение уменьшить размер епархии до одного большого прихода с главной церковью и несколькими сателлитами¹⁴. Фактически, это то, что сегодня представляет приход Католической Церкви, например, во Франции, который существует на определенной городской или сельской территории (которая скорее соответствует географическим границам кантона) с главной церковью и несколькими другими церквями (французы говорят о «приходе с несколькими колокольнями»).

Другой существенный вопрос – как восстановить механизм рецепции, координацию местных Церквей-общин. Возможно, не стоит разрушать такие формы объединения, как епархия, архиепископия и патриархат, но надо придать им исключительно значение союзов местных Церквей. Есть предложение восстановить значение единого центра согласия, им может стать исторически влиятельная Церковь, например, Константинопольская, которая долго служила единству. Однако также есть предложение образовать при ней большой постоянный совет или постоянный синод из представителей всех Церквей или, точнее, из представителей всех крупных союзов Церквей¹⁵. Для такого преобразования нам необходим полный пересмотр канонов, однако прежде надо разобраться с принципами, с соотношением права и божественной благодати в жизни Церкви, и тогда мы поймем, какими категориями мы должны оперировать при реформе канонов. Например, епископы древней Церкви не имели первенства в категориях Римского права, однако они несли приоритетное свидетельство истины в служении единству. Итак, мы должны оперировать категориями авторитета в Духе, а не власти кесаря, приоритета в любви, а не первенства¹⁶.

Существует также первый прецедент восстановления служения диаконисс в Александрийском патриархате, и мы надеемся, что в ближайшем будущем это станет повсеместным.

Как известно, первое внимание к Древней Церкви возникло в лоне реформации. Ту же направленность имело литургическое движение в Католической Церкви, что нашло отражение в деяниях Второго Ватиканского собора. Поэтому я уверен, что многое из сказанного мной вам хорошо известно, однако я представил интерпретацию нашей истории с точки зрения тех православных, кто озабочен кризисом институции Православной Церкви и, кто участвовал и участвует в новом движении за исправление ее искажений.

Я прекрасно понимаю, что есть большие трудности в осуществлении программы реформ¹⁷. Московский собор 1917-18 гг был локальным, и, как я отметил, современная иерархия Русской Церкви фактически отказалась от принципиальных решений своего же собора, и его деяния мало известны в православном мире. Тем не менее, Акты Московского Собора 1917-18 гг. представляют собой исторический прецедент. Хотя сегодня нас и меньшинство, и движение как таковое не оформлено, но у нас уже накоплена солидная теологическая база.

Из всего этого мы также видим, что есть конкретная тема для совместной работы в экуменическом движении. Наше видение Древней Церкви сближает нас с протестантами в отдании приоритета церковной общине, а сакраментальная основа Церкви сближает нас с католиками и со всеми Церквами, где она есть¹⁸.

Протоиерей Георгий Ашков, Православная Церковь

Доклад на экуменической конференции во Франции
Journée œcuménique du 1er mai 2024
Abbaye Notre-Dame de Belloc, France
Conférence LA SYNODALITÉ (синодальность, соборность)

Опубликовано 09/06/2024 на сайте Эсхатос
https://esxatos.com/ashkov-georgiy-kriticheskiy-vzglyad-na-istoriyu-institucii-pravoslavnoy-cerkvi

¹ Я прекрасно отдаю себе отчет, что мой доклад дает лишь самое общее представление, так как он ограничен указанным объемом и временем выступления. Существует много работ православных теологов в том числе на французском языке по теме моего выступления. Самые главные из них следующие: Nicolas Afanassieff, L'Eglise du Saint-Esprit, CERF, Paris, 2012; Jean Zizioulas L'eucharistie, l'évêque et l'Eglise : durant les trois premiers siècles, DESCLEE DE BROUWER, 1994 ; Boris Bobrinskoy Le mystère de l'Eglise : Cours de théologie dogmatique, CERF, Paris, 2003 ; Destivelle Hyacinthe, Concile de Moscou 1917-1918, CERF, Paris, 2006.

² Православное богословие всегда противилось признанию наименования «наместник» (викарий) только за единственным епископом Римской Церкви. Среди православных богословов ХХ века есть и полное отрицание этой терминологии, поскольку оно является наследием Римского права, проникшего в жизнь Церкви, что искажает смысл в сторону секулярного понимания власти наместника. См. Булгаков Сергий, Невеста Агнца, о богочеловечестве, Direct-Media, Москва, 2021, с. 301-305; Afanassieff Nicolas, L’Eglise du Saint-Esprit, SERF, Paris, 2012, p. 365-366.

³ Сакраментальные и профетические служения не противопоставляются, все они харизматические. Последнее, хотя и отличалось от остальных тем, что дар этот нисходил, минуя посвящение в общине, и пророки часто странствовали, как и апостолы, однако для удостоверения истинности пророческого служения требовалась рецепция Церкви, конкретно церковной общины, а не одних епископов. Община могла принять их или отвергнуть (такие случаи тоже были).

⁴ Привожу дословно главную цитату: «Тогда апостолы и пресвитеры со всей Церковью рассудили» (Деян. 15, 22). Почему историкам и особо школьному богословию трудно найти и оценить соборы первых веков христианства? Потому что обычно школьное богословие совершает многократно одну и ту же ошибку – оно судит о Древней Церкви в категориях современных устоев, которые сложились много позже.

⁵ Принятие в Церковь большой массы бывших язычников, приводит к метаморфозам самой общины. Новые христиане, принесшие с собой языческое отношение к культу, повлияли на формирование новой экклезиологической доктрины, где понятие всеобщего царственного священства народа Божьего исчезает, и возникает деление верующих на посвященных (клириков) и непосвященных (лаиков). Теперь для верующих центром притяжения становится не евхаристическая община, а место культа. Понятие местной Церкви-общины постепенно исчезает, верующие группируются вокруг культового здания, то есть становятся прихожанами конкретного храма.

⁶ Мейендорф Иоанн, Заметка о Церкви//Церковь в Истории, ПСТГУ, Москва, с. 768.

⁷ В то время как прежние Церкви носили и носят имя города старшего епископа: Александрийский патриархат, Антиохийский патриархат, Иерусалимский патриархат, Константинопольский патриархат.

⁸ Например, Грузинский патриархат считает, что все грузины, проживающие на территориях других государств, находятся в юрисдикции Грузинского патриархата, так же думают и многие другие.

⁹ Распространение идей этого движения привело к литургической реформе 1838 г., принятой всеми восточными патриархатами.

¹⁰ Движение снизу встретило поддержку в лице влиятельного митрополита столицы Антония (Вадковского) и председателя Комитета министров Витте, которые и стали инициаторами идеи созыва большого собора для реформы Церкви

¹¹ https://sfi.ru/tags/pomestnyi-sobor-russkoi-pravoslavnoi-tserkvi-1917-1918-godov.html

¹² Некоторые профессора переехали в Соединенные Штаты и продолжили там работать, к ним также присоединились некоторые греческие и сербские богословы.

¹³ См. Афанасьев Николай, Трапеза Господня, Рига, 1991 сс.63-64; Шмеман Александр, По поводу богословия соборов//Сборник статей 1947-1983, Москва, 2009, сс.420-425; Александров Виктор, Николай Афанасьев и его евхаристическая экклезиология, Москва, 2018, сс. 152-168.

¹⁴ См. Зизиулас Иоанн, Поместная церковь с точки зрения евхаристии (православный взгляд)//Православная община, 1993, N° 16-18 (4-6), сс. 50-63; Зизиулас Иоанн, Бытие как общение, очерки о личности и Церкви, Москва, 2006, с. 257.

¹⁵ См. Василий (Кривошеин), Кафоличность и Церковный строй//Церковь владыки Василия, Нижний Новгород, 2004, сс. 256-257; Мейендорф Иоанн, Кафоличность Церкви/ Современные проблемы православного канонического права//Живое предание, Москва, 2004, сс. 142, 181.

¹⁶ См. Афанасьев Николай, Церковь, председательствующая в любви//Церковь Божия во Христе, ПСТГУ, 2015, сс. 566-575.

¹⁷ Я также хочу отметить, что желаемые нами реформы –это лишь необходимость исправить накопившиеся искажения, а не революция. Образно говоря, нам надо развернуть церковный корабль, но таким образом, чтобы он не опрокинулся, а встал на правильный фарватер в соответствии с апостольской парадигмой Церкви.

¹⁸ Однако в нашем понимании христианское собрание – это не просто община, которая слушает проповедь пастора, она есть сакраментальная община, над которой не должно быть иерархической пирамиды в секулярных категориях власти, ибо власть над евхаристической общиной – это власть над Евхаристией, а власть над Евхаристией – это власть над Телом Христа, а значит и власть над Христом.