Слово о Вере

Возможно ли в самой хиротонии найти основания для преодоления экклезиологического клерикализма?

«…Аминь, аминь говорю тебе: никто не сможет увидеть Божье Царство, если не будет рожден свыше»
Ин 3:3

«И кто во Христе — тот заново сотворен: прежнее миновало, возникло новое»
2Кор 5:17

«…отложить прежний образ жизни ветхого человека,
… обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека,
созданного по Богу, в праведности и святости истины."
Еф 4:22-24

«Когда на меня возложили руки при хиротонии,
я почувствовал, что я теперь архиерей и что у меня власть».
цитата еп. Илариона (Алфеева)
из открытого письма митр. Антония (Блюма)

Думаю для людей церковных не является секретом присутствие в жизни церкви, общины, своеобразной границы, делящей и пространство, и самих верующих на две неравные части: сакральное и профанное, клир и мир. Кто-то не видит в этом проблем и считает вполне нормальным положением вещей, естественным, даже Богоустановленным. Есть Святыня, перед Ней должно благоговеть. Ей нужно служить. Для этого и существует институт священства. Специальные люди (исключительно мужчины) - клирики, специальным сакральным образом поставлены для того, чтобы осуществлять ритуал, служить Таинствам и совершать их. Крестить, венчать, исповедовать и причащать мирян - лаиков. В богословии существует специальная дисциплина (практического свойства) - пастырское богословие - для формулирования пастырского служения и подготовки для него лиц.

И все бы ничего. Существующее положение вещей не должно бы вызывать вопросов, недоумений или недовольства, тем более что находится обоснование ему в самом Евангелии - Христос выделяет 12 учеников (однако, довольно скоро увеличивает число избранных почти в 6 раз, избирая еще 70 человек). Позже апостолы поставляют 7 дьяконов - через возложение рук (Деян. 6:1–6). Таким же способом в каждой возникающей первохристианской общине поставляются апостолами старейшины или пресвитеры (Деян. 14:23). В то время существовали и другие служения: апостолы, пророки, учители, чудотворцы, целители, помощники, управители и говорящие на языках (1 Кор. 12:28) или вот в другом месте упоминаются: апостолы, пророки, евангелисты, пастыри и учители (Еф. 4:11). Мы это отметим, но касаться их особо не будем. В ком-то уже, возможно, отпала надобность. Хотя, например, об «управителях» - по-современному - менеджерах, стоит скорбно воздохнуть. Многие сегодня согласятся с их нехваткой. А, казалось бы, служение, которое сохранилось и должно бы было исполнять эти функции - епископство - как показывает современная практика, довольно редко оказывается профессионально пригодным. И в силу совмещения слишком многих функций и - усвоению себе функций совсем уж чрезмерных - власти в церкви: «наместник Христа», «судия судий», «правящий епископ». Вот такая выстраивается вертикали власти сверху-вниз: Христос - епископ - священник - мирянин. Епископ как единственный совершитель Евхаристии в каждой церкви своей епархии на каждой литургии. Служащий приходской священник тут лишь как функция, исполнитель. Ему епископом делегируют полномочия восполнить свою физическую невозможность присутствовать везде одновременно. Для этого существует мандат на представительство - антиминс - с собственноручной подписью правящего архиерея. Без такого мандата Евхаристия по канонам невозможна. Именно это является одним из символов литургического единения прихода через священника с епископом и со всей Церковью.

Рассмотрение этих интереснейших вопросов также не является целью данного пассажа, но дает важный свет для дальнейшего рассмотрения. Мы видим четкую вертикальную градацию христианского устройства общества от массы рядовых верующих - до избранной группы выделенных и даже отделенных от всех прочих - священнослужителей. Из которых - священники находятся ближе к «пастве», но выше на ступень. А еще выше и более сакрализированна и еще более мифологизирована - группа епископата во главе с патриархом. И это выделение и отделение осуществляется с обеих сторон: со стороны лаиков - уважением и всевозможным почитанием (как это ни странно!), безоговорочным принятием положения вещей, а со стороны священнослужителей - принятием этого уважения и почитания как само собой разумеющегося, а также массой внешних вещей: одежды, именование, жесты, символы, пространство храма, богословское обоснование своей исключительности. И тут стоит отметить еще один немаловажный нюанс: об исключительном положении епископов в церкви принимаются решения… самими епископами. В силу того, что именно за ними закрепилось преимущественное услужение «учительства» и они ближе к Богу в силу апостольского рукоположения. А вовсе не в силу личной святости жизни, образованности (например, богословской) каждого отдельного епископа, просто по принадлежности к данной корпорации.

К чему же вообще ведется весь этот разговор в столь критических тонах?.. А повод довольно прост, что отнюдь не делает его недостойным внимания.

Один мой товарищ стоит на пороге рукоположения, задается вопросами и проходит через вполне понятные сомнения и колебания. Логично что он пытается получить какую-то обратную связь «с той стороны», от тех, кто уже прошел через этот Стикс. Обратился он и ко мне. В качестве ответа для него и родилась идея попробовать высказать свои мысли на эту тему.

И первое что бы мне хотелось от него услышать - это по возможности четкая постановка вопроса. Правильно сформулированный вопрос уже есть часть ответа. Но вопрос в виде: «должен ли я становиться дьяконом/священником?» - совершенно не то, что хотелось услышать…

Будучи более 20 лет православным священником в БПЦ МП я не раз наблюдал как разные люди подходили (или их готовили, подводили) к роли ставленников, как они ощущали и проживали этот новый для себя опыт, как подходили к рукоположению, принимали его и начинали свое служение. А так же видел и “финалы”: конфликты с епископом, запрещения в служении, почисления за штат, извержение или добровольное оставление сана. Свой собственный опыт (хиротонии, служения, отношений с епархией при двух епископах) никак не удается забыть. Его вполне можно описать одним словом - травмирующий. И для себя на каком-то этапе я сформулировал решение - никогда ни для кого не писать рекомендаций на рукоположение и даже просто не рекомендовать.

Положение священства на постсоветском пространстве, конечно, отличается от стран Запада. И во Франции священник совсем в иных условиях. Но есть и схожие моменты.

С рукоположением и своеобразным “водоразделом” жизни человек сталкивается при вступление в степень дьяконства (хотя чин поставления в чтеца заслуживает рассмотрения). Это для него совершенно новое состояние и естественно вызывает беспокойство. И хотя есть люди, которые таким “водоразделом” полагают вступление в сан священника (мол, дьякон не совершает таинства, не исповедует, меньше ответственности и с него «меньше спросу») и сознательно отказываются от священства, оставаясь всю жизнь дьяконами. Лично мне видится, что приняв дьяконство - стать священником уже и проще и логичнее, и возможные сомнения, мотивация и аргументация тут уже совсем другого плана. (Другое дело, что некоторых просто отказываются рукополагать в священники, часто по негласному и не озвученному решению)

Прежде всего общее это состояние смятения и растерянности, различные сомнения: рукополагаться или нет, достоин или недостоин, говорит во мне гордыня и эго или это Божие призвание? Ведь это шаг - на всю жизнь!

А разница в том, что во Франции нет ежедневного приходского богослужения. (Напомним, что речь идет о православии). Священник и дьякон не посвящает 100% своего профессионального времени церкви. Службы только по воскресным дням и по некоторым праздникам. И то - если есть возможность служить на праздники, выпадающие на будние дни. Священнослужитель не «живет от жертвенника», а имеет “мирскую” профессию и работу. В этом есть и плюс - степень свободы. Отношения с епископом строятся чуть иначе и более теплей. Декларируется участие мирян в жизни прихода и принятии решений.

При всем этом я далек от очарования этой ситуацией и предположения, что православие в Европе совсем изъято крайностей, которые давно и буйно “цветут” в РПЦ. Просто здесь более мягкие общие условия и довольно редко возникает повод для проявления общего заражения. (Вспоминаем ситуацию с упразднением Константинополем Архиепископии западноевропейских приходов русской традиции в ноябре 2018 г. и роль в этих событиях архиепископа Иоанна (Реннето). В сентябре 2019 г. владыка Иоанн стал митрополитом в Архиепископии, возглавив приходы, ушедшие за ним в состав Московской Патриархии РПЦ, с титулом Дубнинский. А часть французских приходов в июле 2020 г. учредили Викариатство свв. Марии Парижской и Алексия Южинского в юрисдикции Галльской митрополии Константинопольского патриархата).

Так к чему тогда весь этот разговор? Есть возможность и желание быть дьяконом - вперед! Есть основная работа с зарплатой, финансовая независимость, человечное отношение по церковной вертикали, чего еще? Пришел в выходной день, в свое свободное время, облачился, послужил, помолился, пообщался. Все хорошо и все довольны. Вон, даже с принадлежностью к разным юрисдикциям можно поиграться. Откуда же сомнения и терзания? Справлюсь ли я совмещая мирское и божье?

Для меня “приход” равно “Церковь” (с большой буквы, если угодно). Лично я считаю, что власть в церкви разделяет людей, вопреки Евангелию. Мне видится исток этой проблемы - в самой хиротонии. Вернее, в том, как она до сего дня воспринимается и практикуется. Начиная от выбора и согласования кандидата, символика самого чина, и до нашего общего отношения к сану и служению. Волне возможно, что это проблема для меньшинства - для меня и для тех, кто подошел ближе, столкнулся лично с темой власти в церкви и кто травмирован ею, для тех, кого уже перестала удовлетворять ступенчатая нисходящая вертикаль властного управления, раскалывающая единство церковное. Для тех, кто видит в Евангелии и в истории Церкви возможность иного подхода. Для тех, кто достаточно наивен, чтобы позволить себе хотя бы порассуждать над альтернативами.

Сам факт наличия сомнений и терзаний на пороге хиротонии яркое тому свидетельство. Мы все волнуемся при смене работы или профессии, при важных жизненных выборах, это не очень приятно, но естественно. Но когда речь идет о церкви, тут примешивается еще и некая “мистическая” составляющая, этакая “стержневая”, мировоззренческая, всеобъемлющая. Человек избирается и переводится из разряда “обычных” в когорту избранных и посвященных в священное. И опасность в том, что это непроговариваемое убеждение остается в ощущениях и в подсознании. Остается недодуманным, и неизбежно проявляясь впоследствии в различных ситуациях - сложно уловимо в распознании в качестве движущей причины. Ведь если вот я решился на такой важный, ответственный и исключительный шаг - священный, посвятил себя Богу - я уже не могу быть таким же и “все прочии” христиане/прихожане. (Один знакомый священник всерьез делился со мной болью - некая прихожанка не целовала его руку при благословении: “но я это так не оставлю, добьюсь уважения священного сана. Она будет мне руку целовать”).

Мне видится, что человек потому задается всеми выше озвученный вопросами, потому что подспудно считает и ожидает, что он изменится. Что само его состояние, он сам станет иным. Окажется в более близких, если не отношениях, то более близком предстоянии пред Богом. В большей ответственности за себя и за “паству”. Не секрет, что довольно часто тут фокус смещается больше на спасение ближнего. (Хотя дьякон не исповедует, может даже и не «учительствовать». Я знал дьяконов, которые не говорили проповеди. Какая там ответственность за ближнего?.. Но помню и дьяконов, требовавших “уважение к сану” и в некоторых дебатах заменяли этим отсутствие аргументов…)

И вот вся наша церковная внутренняя атмосфера, весь настрой, вся символика и чинопоследование хиротонии, скрепленные традицией и богословием, выделяют одного христианина и отделяют от других. После хиротонии ты будешь носить другие одежды (по крайней мере в церкви), к тебе будут иначе обращаться. Не Василий Васильевич, а отец Василий. Даже не Сергей, а отец Сергий. Ты становишься батюшкой (произносится учтиво, тепло, ласково), а твоя жена - автоматически - матушкой. Священнику теперь будут целовать руку. В храме у тебя особое место для молитвы, куда не все могут входить, только такие же как ты (ну еще прислужники мужского пола), даже причащаться от общей Чаши Христовой ты будешь (по времени и в пространстве) вместе со «своими», отдельно от всех остальных. Ты - причащаешься сам, остальные - принимают причастие.

Уже при поставлении во чтеца - хиротессия, не таинство - видим характерные черты: особая одежда. Мужчина допускается в алтарь, может теперь носить подрясник. Во время обряда даже используется малая фелонь и облачается в стихарь. Епископ здесь возлагает на него руки с молитвой, но некоторым иным образом. Но самое интересное - состригание волос. Это некая символическая и мистическая жертва, которую уже неудобно и как-то неприлично будет потом отменить или взять назад. И тут уж слишком напрашивающаяся ассоциация с постригом в монашество, выбор, который совершается на всю жизнь, до самой смерти, и даже более того - уже и является самой смертью (“малая схима - одной ногой во гробе, великая схима - уже двумя”).

При хиротонии же кандидат трижды обходя престол в алтаре каждый раз становится на колени перед сидящим епископом и целует его палицу (меч духовный, символ власти) и руку. Сегодня тут совершенно необходимы серьезные семиотические усилия для перекодирования или нивелирования очевидных символов власти, доминирования и подчинения. Возможно, когда-то вполне естественные и понятные, сегодня подобные вещи нуждаются не просто в прояснении смыслов, но и в новых формах.

«Много дано - много и спросится». Теперь жизнь изменилась кардинально. Ты должен соответствовать высокому призванию и служению. Постоянно в молитве, в посте, в Типиконе, в Священном Писании. Отсюда и сомнения - смогу ли я понести это, достоин ли? А уж когда ты примешь сан - появятся вопросы и темы, которые ты сможешь обсуждать только внутри круга «своих». Например, «как быть достойным священником/дьяконом?», «как служить великую вечерню/литургию/водосвятный молебен», «как общаться с мирянами?», «как их учить вере?», “Надо ли поститься накануне службы, можно ли спать с матушкой?”. И пр. и пр.

И поэтому, когда сейчас мой товарищ обратился ко мне со своими такими вопрошаниями, я понял, что своим ответом я не хочу входить в эту парадигму бинарной оппозиции, принимать эту логику и продолжать ее жизнеспособность.

Но действительно ли дела с хиротонией могут обстоять только и именно так? Возможен ли иной подход и взгляд? Я считаю, что если взглянуть иначе, то и сами эти сомнения и колебания отпадут, и постановка вопроса изменится и сместится в совсем другую плоскость и уйдут основания для разделения и отделения хотя бы по этим причинам. Я вовсе не настаиваю на исключительной истинности другого подхода, на “истинности”, соответствии апостольскому и Христову замыслу. Просто сегодня, наблюдая существующее и его последствия, мне кажется вполне Евангельским и логичным другой подход.

Тут всего лишь надо всерьез принять простую и не новую мысль, что все возможные дары Святого Духа каждый христианин безусловно уже принял в таинстве Крещения. Принять эту мысль и сделать из нее практические выводы. Да-да, опять то самое пресловутое «царственное священство» из 1 Пет. 2:9: «Но вы — род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел…», мысль, в свою очередь, вырастающая из Исх. 19:5-6: «Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то …вы будете у Меня царством священников и народом святым…». Если в ВЗ есть только одно место служения Богу - Храм в Иерусалиме, только одно колено служителей, сословие левитов, то в НЗ мы читаем: “...поверь мне, женщина: настает час, когда вы будете поклоняться Отцу не на этой горе и не в Иерусалиме…” (Ин 4:21). Христос произносит свою речь, полную мистических откровений, обращаясь к женщине, да еще и считающейся до сей поры чуть ли блудницей (на самом деле - с несовершенной семейной историей).

Это мысли в духе евхаристической екклезиологии прот. Николая Афанасьева. (Вовсе не хочется чтобы дискурс соскочил в обсуждение плюсов и минусов наследия Афанасьева. Убежден, что более продуктивно, отталкиваясь от его мысли, двигаться вперед и пробовать развивать и практиковать, а не заниматься академическим реконструированием его взглядов). Стоит хотя бы попробовать перестать выделять априори любым особым почитанием всех тех, кто несет служение священства, если они и должны чем-то выделяться, так это своим служением общине. Что-то я ни разу не замечал особых знаков почтения в адрес официанта (кроме вежливых улыбок и “спасибо”) или расстилания ковровых дорожек и «орлецов» шеф-повару в его повседневной работе (если это не исключительные случаи вручения наград).

Наблюдал у католиков великим постом в великий четверг как настоятель умывает ноги прихожанам. Не патриарх в алтаре некоторым священникам, а провинциальный священник, на амвоне, прихожанам разного пола, возраста и цвета кожи. Очень понравилось. Скажу как священник: вот такое хотя бы раз в пост, на каждом приходе, для каждого священника (вместо традиционных “прощений” в Прощеное воскресение).

Мне думается, что принятие подобных простых мыслей, как минимум - снимет напряжение. Позволит сосредоточится больше на служении ближнему, а не на спасении ближнего. И далее сможет положить конец разделению - екклезиологическому клерикализму. Открыть, наконец, путь женскому служению священства. Мы - христиане - все равны перед Христом, во Христе и между собой в дарованном нам священническом достоинстве.

Более всего печалит существующее и часто проговариваемое литургическое искажение (логично следуемое из существующего положения вещей): “священник служит Евхаристию для прихожан” (тут помним про делегацию епископом своих исключительных полномочий литургисания). Отсюда и подавляющая пассивность прихожан и нежелание вникать в дела церкви. “От нас ничего не зависит!”.

Община, как Церковь, общим своим делом, молитвой и благодарением совершает Евхаристию. В своем единстве и собранности вокруг Чаши Христовой. А не получает по нисходящей от епископа, через священника, возможность подойти к причастию (еще и, возможно, при удовлетворении некоторых условии - вычитывание правила, пост, исповедь). Тут, по словам Честертона, стоит все “перевернуть с головы на ноги”.

Отвечая непосредственно на вопрос моего товарища насчет рукоположения, я прежде всего хотел бы услышать о его собственном желании. Даже сама мотивация не так важна. Желания вполне достаточно, а это уже не мало! Затем, конечно, решать вопрос хиротонии надо с приходом. Это и от них исходит хиротония - подниманием рук, возгласами «аксиос» и согласием принимать впоследствии его служение. Это им потом жить и молиться с данным ставленником. Важно и желание прихода принять желание своего члена выступать в новом служении.

Далее не может не удивлять связь хиротонии с личной семейной историей и сексуальностью… Настоящая зацикленность на сфере пола. (Мы четко видим в Новом завете женатых епископов, какая аберрация случилась с нашим сознанием, что сейчас исключительно монашество предоставляет нам епископов? Вновь узко корпоративные интересы: монахи-епископы постановили, что епископами могут быть только монахи… Ни один из аргументов в пользу исключительно монашествующего епископата не демонстрирует ни исторической, ни практической состоятельности), Отчего все у нас направлено на некий исступленный крайний случай: только идеал, и только «на всю жизнь»?! Рукоположился - и на всю жизнь. И обязан быть идеалом и примером. Откуда это взаимосвязь с интимной частной сферой - либо будь женат до, либо уже после хиротонии никогда не женишься! Иначе - лишаешься сана - «на всю жизни»… От чего так? Какая логика, какая связь? Быть идеальным примером? И тут мы рождаем огромное количество трагедий в семьях клириков (тут еще и не без “помощи” Домостроя). Когда семейные проблемы загоняются в подвалы сознания, скрываются от самих себя, не проговариваются, не решаются, приносятся в жертву желанию оставаться в священном сане, скрываются до поры от внешних глаз, чтобы только сохранять видимость нормальных отношений и соответствовать пресловутому идеалу и примеру. Но что еще удивительно - отсутствие хоть некоей последовательности, или наличие смущения или сомнения - когда за примером или советом в семейной жизни идут к монашествующим. Или эти последние сами охотно, не дожидаясь вопросов, выступают на публике, читают лекции, пишут книги на эту тему. “Все смешалось в доме Облонских”... При постулируемой равночестности брака и монашества вся традиция и “атмосфера” православия фактически признает монашество “равноагельским”, а брак лишь “избеганием греха”. Со всей этой темой женской “нечистоты” и недоступности в алтарь. Тут опять маячат некие недосягаемые идеалы “чистоты и целомудрия”. И это все оказывается связано с хиротонией.

Позволю себе с осознанием некоторой собственной наивности попробовать жанр фантастики. Вот ведь, если мы все равны как христиане. И, допустим, на приходе около 60% хотели бы попробовать себя в служении. Почему бы, например, не избирать дьяконов и священников на некоторый срок. Год служат одни, на следующий год другие. Кто-то попробовав, решит для себя, что это не его. Кому-то понравится, и он найдет свое призвание. И у прихода будет выбор, кто им более подходит и нравится в качестве «предстоятеля» в своем собрании. Кто-то сможет посвящать больше своего времени и пойти путем теологии, богословской работы мысли. У таких, очевидно, будет некое преимущество в служении (при их желании), но не все могут и должны учительствовать (говорить проповеди по очереди и расписанию). И роль простого «требоисполнителя» не менее нужна и почетна. Мне видится в этом больше свободы и возможностей. Кто-то станет более искусен в исповедях (отменим практику исповеди для каждого священника, пусть это будут лишь некоторые подготовленные), а к кому-то приятней будет идти с венчанием. Но если в какой-то момент жизни, по каким-то мотивам (элементарная усталость служить всем) человек изберет другое служение, станет меньше времени уделять церковному или совсем откажется от него - это не будет концом света, предательством, апостасией. «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1Фес.5:21). Может тогда у нас появятся действительно почитаемые и уважаемые пресвитеры и дьяконы, которые не в силу своей принадлежности к корпорации эксплуатируют уважение, а по своим реальным заслугам личного служения - кого больше и чаще выбирали, кому, следовательно, доверяли и хотели видеть в предстоятелях своего молитвенного евхаристического собрания.

Тогда и естественней будет процесс принятия решений на приходе. Не как «благословит отец настоятель» на своем приходе (“а чего у них спрашивать, как скажу так и будет)”), а как приход решит и поручит отцу настоятелю к реализации. Может и охотней прихожане начнут участвовать в политике “общем деле” прихода, церкви. Перестанут замыкаться в навязываемой традицией и святоотеческой аскетикой атомарности своего недостоинства и греховности.

Ведь намного интереснее заниматься чем-то, когда ты можешь повлиять на это делаешь для себя и для своих детей, а не слепо реализуешь установленное течение богослужебного обряда, пытаясь лишь контролировать его “правильность”. Только приближаешься периодически постоять на берегу идущего мимо тебя потока, совершенно не представляя откуда, куда, кем, зачем и по каким принципам был этот поток запущен. Уж слишком он величественен и священен для меня сирого и убогого.

“Традиция - передача огня, а не поклонение пеплу”. История показывает, что Церковь так или иначе принимает новые формы, изменяет традиции, реформирует свои взгляды, обряды и правила. Только вот делает она это с огромным запозданием, под давлением извне, вынуждено, старательно нивелируя последствия этих нежеланных движений для своего внутреннего устройства и их применения. Не пора ли нам, людям церкви, сами начать чутко и осмысленно реагировать на возникающие вопросы и проблемы? Или это привелегия только неких избранных, наделенным чем-то особенным, чего лишены все остальные? Достанет ли нам спокойствия и трезвомыслия рассмотреть эти важные вопросы повседневной жизни и найдется ли смелость и решимость попробовать жить в церкви свободней, осмысленней, быть “господинами и субботы”, а не наоборот? Достанет ли у нас сил, наконец, действительно подойти к воспитанию себя и следующего за нами поколения в свободе и любви, без страха и без травм? Можем ли мы даже просто посмотреть на все эти вопросы не как на риторические и отвлеченные от реальной жизни?

священник Владимир Дробышевский